Потрясающая лекция Андрея Анатольевича, пролившаяся бальзамом на мою душу, ставшая усладой моих ушей (эм, глаз?), утехой моего сердца. Лекция, как сказано в названии, о профессиональной и любительской лингвистике. О том, почему любительская лингвистика - это псевдолингвистика. Моих языкознанческих знаний не хватает на чёткую и последовательную аргументацию в спорах с псевдолингвистами, так я распечатаю себе эту лекцию и буду носить с собой на манер газового баллончика
. Андрей Анатольевич прошёлся по всем основным заблуждениям псевдолингвистов
Любительство в области рассуждений о языке распространено шире, чем в других сферах, — из-за иллюзии, что здесь никаких специальных знаний не требуется. Все знают, что есть такие науки, как физика и химия; а о том, что есть и наука о языке — лингвистика, — слишком многие и не подозревают. Попробуйте вообразить любительскую книгу о небесных светилах, где обсуждался бы вопрос, какого размера Луна — с тарелку или с монету. Между тем любительские сочинения о языке совершенно такого же уровня циркулируют в немалом количестве и охотно читаются и принимаются всерьез довольно широкой аудиторией.
Особенно печальным показателем состояния нашего образования является то, что и в числе авторов любительских сочинений о языке, и в числе их читателей и поклонников мы встречаем вполне образованных людей и даже носителей высоких ученых степеней (разумеется, других наук). Для большинства людей язык, на котором они говорят, представляет собой не только необходимый для практической жизни инструмент, но, по крайней мере в какие-то моменты, также и объект живого бескорыстного интереса. Люди самых разных жизненных занятий и уровней образования время от времени задаются вопросами, связанными с языком. Чаще всего это вопросы о том, чтo правильнее из тех или иных встречающихся в речи вариантов, например: прoдал или продал? эксперт или эксперт? везде, где бы он ни был или везде, где бы он не был? В этих случаях ответы могут иметь и некоторую значимость для практической жизни. Но часто возникают и вопросы, так сказать, бескорыстные, порожденные чистой любознательностью. Например: что в точности значит слово аляповатый? Откуда оно произошло? Когда оно появилось? Или: есть ли какая-то связь между словами мятый и мята? или суд и судно? или калий и кальций? или укусить и покуситься? И т. п. Школьная традиция, к сожалению, такова, что все такие вопросы остаются за рамками обучения. В школе обучают грамматике и орфографии родного языка и элементам иностранного, но не дают даже самых первоначальных представлений о том, как языки изменяются во времени. В результате для удовлетворения живого интереса к вопросам, связанным с языком, большинству людей приходится довольствоваться случайными сведениями, которые они прочли или услышали по радио или телевидению.
Многие же пытаются получить ответы на эти вопросы путем собственного размышления и догадок. Свободное владение родным языком порождает у них ощущение, что всё необходимое знание о предмете им тем самым уже дано и остается только немного подумать, чтобы получить правильный ответ. Так рождается то, что можно назвать любительской лингвистикой.
Нельзя не признать, что часть вины за такое положение вещей лежит на самих лингвистах, которые мало заботятся о популяризации своей науки. В частности, этимологические словари, которые призваны служить основным собранием сведений о происхождении слов, существуют только в научном варианте, где терминология и аппарат часто оказываются труднодоступными для непрофессионального читателя. А русские толковые словари, знакомые широким кругам гораздо лучше, чем этимологические, к сожалению, в отличие от популярных толковых словарей западноевропейских языков, сведений о происхождении слов (кроме некоторых заимствованных) не дают.
Напротив, лингвисты-любители подкупают читателей внешней простотой рассуждений — читателю импонирует то, что, судя по простодушному характеру этих рассуждений, никакой особой хитрости в таком занятии нет и он может и сам успешно в нём участвовать.
Всем известны, например, такие игры со словами, как ребусы и шарады. Еще одна подобная игра, популярная, в частности, у филологов, носит название «Почему не говорят». В этой игре, как и в шарадах, слово разбивается на части, равные каким-то словам, а затем эти слова заменяются на близкие по смыслу. Вот прелестный пример: почему не говорят «красна чья рожа»? Ответ: потому что говорят ал-кого-лик.
Лингвист охотно позабавится игрой ал-кого-лик, а вот любитель легко может поверить, что он открыл таким образом происхождение слова алкоголик. А заглядывать в этимологический словарь (из которого легко узнать, что слово алкоголь пришло из арабского) любитель не сочтет нужным — он больше верит своей интуиции. И вот мы уже слышим от него, например, что первый слог слова разум или конец слова хандра — это имя египетского бога Ра и т. п.
Даже в рамках одного и того же языка практически всегда бывают случаи внешнего совпадения. Например, в русских словах пол ‘настил’, пол-овина, пол-ый, про-пол-ка представлено четыре разных (то есть различающихся по значению) корня, хотя и совпадающих внешне. А при сравнении разных языков случайные созвучия корней — это уже массовое явление, особенно если корень состоит из широко распространенных в языках мира фонем. Возьмем, например, корень русских слов мен-а, мен-ять, то есть мен-, и посмотрим, нет ли в других языках созвучных корней, то есть таких, которые в русской транскрипции выглядели бы как мен- или мэн-. Оказывается, таких корней не просто много, а трудно найти язык, где такого корня не было бы!
Вот некоторые примеры (приводим из каждого языка лишь по одному такому корню, хотя часто их бывает несколько): англ. man ‘человек’, men ‘люди’, фр. il mène ‘он ведет’, нем. Mähn-e ‘грива’, итал. men-o ‘меньше’, швед. men-a ‘думать, полагать’, литовск. mėn-uo ‘месяц’, древнегреч. mén-ō ‘остаюсь’, санскритск. men-ā ‘самка’, перс. män ‘я’, араб. män ‘кто’, тур. men ‘запрет’, фин. men-nä ‘идти’, венг. mén ‘жеребец’, суахили men-a ‘презирай’ и т. д. И при этом, по данным лингвистики, никакая пара из этих корней не имеет между собой исторической связи.
Случайное совпадение внешних оболочек двух слов может соединиться со случайным совпадением их значений. В самом деле, случайных созвучий в языках так много, что по элементарным законам теории вероятностей в какой-то их доле непременно окажутся близкими также и значения созвучных слов. Таких примеров немного, но всё же они существуют.
Вот некоторые примеры сходства как формы, так и значения, за которым, однако, не стоит ни отношения родства, ни отношения заимствования, то есть ничего, кроме чистой случайности.
Итальянское stran-o ‘странный’ и русское стран-ный одинаковы по значению и имеют одинаковый корень (но итальянское слово произошло из латинского extraneus ‘внешний, посторонний, иностранный’, от extra ‘вне’, а в русском тот же корень, что в страна, сторона).
Ответить на вопрос о том, есть ли такая связь или нет, можно только с помощью профессионального лингвистического анализа, который требует учета гораздо большего количества данных, чем просто внешний вид двух сравниваемых слов, а именно требует обширных сведений из истории обоих рассматриваемых языков.
В ходе истории любого языка происходят постепенные изменения на всех его уровнях — в фонетике, грамматике, значениях слов. Конкретный характер этих изменений в разных языках и в разные эпохи различен, различна также скорость этих изменений. Но неизменным не остается ни один живой язык. Неизменны только мертвые языки. Внешний облик слова в ходе истории языка может меняться чрезвычайно сильно — вплоть до полной неузнаваемости (древнеанглийское hlāfweard (буквально: ‘хлебохранитель’) превратилось в современном английском в lord ‘лорд’). Древняя и новая формы одного и того же слова иногда могут даже не иметь ни единого общего звука.
А как раз полное внешнее совпадение двух слов по тем же причинам может стать прямым свидетельством их неродственности. Так, русск. пуп и англ. poop неродственны уже по одной той причине, что английское слово имеет такое же начальное р, как русское (а не f, как было бы при родстве), — даже если отвлечься от всех остальных фактов, свидетельствующих о том же.
Любители не знают главного принципа фонетической эволюции. Более того, они не хотят его знать, даже если им его формулируют и разъясняют, — потому что он немедленно становится непреодолимым препятствием на пути их фантазерства. Они любят подавать свои фантазии как что-то новое в изучении языка. В действительности же нынешние любители в точности продолжают наивные занятия своих предшественников XVIII века. Их просто никак не коснулись великие открытия XIX века в области исторической лингвистики.
Представим себе человека, рассуждающего о веществах, которые он встречает в окружающем мире, не подозревая, что у этих веществ есть химический состав — нечто недоступное глазу, осязанию и обонянию, открывающееся только с помощью выработанных целыми поколениями исследователей профессиональных приемов анализа. Понятно, что именно в таком положении находились любознательные люди в древности. Но теперь такой наивный естествоиспытатель уже не вызовет ничего, кроме насмешки.
Увы, не так с языком — здесь рассуждения в области языка точно такой же степени наивности многими принимаются с доверием, хотя ситуация в действительности вполне аналогична: языкознание трудами поколений исследователей выработало профессиональные приемы изучения, в частности, истории слов — истории, в большинстве случаев совершенно скрытой от того, кто знает только современный вид слова.
Любитель из всей этой проблематики усвоил только то, что фонетический состав слова может со временем сильно изменяться. И это вдохновляет его на то, чтобы для любого слова предположить нужную для его идеи замену одного звука на другой. Скажем, предположить, что слово флот — это просто плот с переходом п в ф.
В самом деле, у всякого любителя мы непременно встретим заявления типа того, что т может (вообще!) превращаться в д или что б может превращаться в в и т. п. Эти заявления — совершенно такого же свойства, как у любителя природы, который сообщил бы нам, что вода иногда может принимать форму пара, а иногда форму льда, — без всякой мысли о том, что эти события происходят лишь при совершенно определенных условиях, и без всяких попыток эти условия выяснить.
И если современная историческая лингвистика похожа на алгебру с ее строгими методами решения уравнений, то лингвиста-любителя можно сравнить с человеком, который смотрит на уравнение — не зная ни методов решения уравнения, ни способов проверки — и говорит: я думаю, что х = 10: я встречал некоторые уравнения, и там был ответ «х = 10». Ясно, что при таких безбрежных степенях свободы у любителя нет никаких препятствий к тому, чтобы сравнивать (и отождествлять) практически что угодно с чем угодно — скажем, пилот и полёт, саван и зипун, сатир и задира и так далее до бесконечности. Лингвист-любитель катастрофически не замечает того, что его способы действия позволяют дать не только то решение, которое он предлагает, но и множество других, его совершенно не устраивающих, но столь же допустимых с точки зрения его методики. Никакого ответа на вопрос, почему он выбрал именно это решение среди десятков возможных, кроме «я так вижу» или «это я угадал», он дать не может. В ответ же на разумные доводы есть возражение, чрезвычайно характерное для псевдолингвистов, что по любому вопросу ничего нельзя сказать, кроме того, что есть такое мнение, а есть другое мнение.
Дополню: мне обычно в ответ говорят: это же _мой родной язык_, вся его суть во вне внутри заложена, я его чувствую. Впрочем, Зализняк и об этом написал:
Но ныне появилась и другая категория лингвистов-любителей — те, кто открыто заявляет, что их утверждения о языке не относятся к науке, а основаны на интуиции, озарении, сердечном чувстве. Традиционную науку они ниспровергают с не меньшим напором, чем первые, но уже как бездушную, не заботящуюся о чувствах народа и тому подобное.
Версия любителя в каждом из своих звеньев основана на предположении, что произошло нечто случайное, причем имеющее вероятность, близкую к нулю. Но любитель тем и отличается от научного исследователя, что его совершенно не смущает произвольность и субъективность сделанного им выбора. Ему просто кажется, что он угадал, — и вот он уже с энтузиазмом рассказывает или пишет, что название Кёльн произошло от русского слова клён.
В среде лингвистов с давнего времени бытует смешная шутка «Этруски — это русские». А вот у лингвистов-любителей это совсем не шутка, а важнейший «научный» постулат. На приравнивании этрусков к русским построена целая серия любительских сочинений разных авторов.
Увлечение любительской лингвистикой в принципе может быть проявлением чистой любознательности. Но, к сожалению, чаще приходится сталкиваться с такой любительской лингвистикой, которая пронизана стремлением обосновать некую более общую идею — обычно некоторую версию происхождения и истории целого народа. Практически всегда это версия, приукрашивающая (в частности, героизирующая или обеляющая) историю собственного народа. Так, например, лингвисты-любители, вдохновившиеся идеей русско-этрусского тождества, не только смело читают этрусские надписи по-русски, но и очень охотно используют свои прочтения в качестве обоснования тезиса о широкой экспансии русских в древности.
В частности, в одном из таких сочинений мы читаем:
«Из этих надписей следует, что Москва существовала не только до Рима, но именно по ее приказу этруски воздвигли этот город, назвав его в духе русских традиций <...> Миром. Другое дело, что слово Мир, написанное в русской традиции, согласно этрусским правилам следовало читать в обратном направлении, и он стал вычитываться, как Рим. В Риме, созданном этрусками, для которых родным был русский язык, а неким солдатским жаргоном — язык этрусский, следовательно, довольно долго звучала русская речь. И лишь много позже, когда в Рим стали переселяться латины, они, говоря по-русски, исказили его, приспособив под свою фонетику и грамматику».
- а если пройдёте по ссылке вверху и прочитаете эту прекрасную лекцию, узнаете много нового для себя и сможете насладиться тому, как тонко и убедительно-вежливо Антон Анатольевич раскатывает непробиваемым танком некоторые убеждения псевдолингвистов.
С псевдолингвистами, как и вообще не специалистами, никогда не получится говорить на равных, это просто бессмысленно. Но теперь у меня есть коротко и грамотно
сформулированные ответы для них.
Вы такие забавные оба.
Слово "большинство" может означать несколько десятков, только если русскоязычных людей как максимум почти вдвое больше нескольких десятков. С моей стороны правильней, конечно, было бы написать "критическое большинство" или ещё как-нибудь, но в любом случае не нужно намеренно искажать мои слова, пожалуйста.
Слово "идиот" -"цельнотянутое". Если ты не владеешь древнегреческим, ты не можешь вычленить из него корень или приставку, например. Все производные от этого слова точно так же несут в себе лишь два очень схожих значения: "дурак" либо "слабоумный".
Корни и приставка, использующиеся в словах атеист и агностик используются крайне широко, и их значения не менялись. Сравни: монотеизм, политеизм, теология, алогичность, асептика, гнос(з)ис, гносеология, прогноз и т.п.
Даже если значения этих слов меняются со временем, они остаются привязанными к корням: атеизм - не просто "отрицание веры", как написала Итиль, а "отрицание веры в Бога (богов)". Агностицизм же вообще не может означать "отрицание веры", я признал свою ошибку. Могут быть значения "отрицание принципиальной возможности познания" или "отрицание возможности познания в данный момент". Но всегда будет "Бог (боги)" и "знание (познание)".
Ровно об этом и пишет Андрей Анатольевич: нужен сравнительный анализ, которым вы с Итиль себя не утруждаете.
Во-вторых, вместо сравнительного анализа, уместного в лингвистике, в диалоге предпочитаю стараться _понять_ собеседника вместо того, чтобы заставлять его переформулировать свои мысли максимально недвусмысленным образом. Ибо мы не лингвистикой тут занимаемся, а разговариваем. И если вы понимаете, Что я пытаюсь сказать, то и отвечать следует на то, что я говорю, а не рассказывать мне, Как бы мне следовало выразить свою мысль правильней. Я выразила её достаточно правильно, если собеседник меня понял. Это не лингвистика. Это, скорее, теория коммуникации.
То, что делаете вы, цепляясь к терминам, - это не что иное, как уход от основной темы разговора и попытка подавить собеседника чем-то, не имеющим отношения к основной теме. Вообще, попытка давления на собеседника считается мной неэтичным приёмом, даже если я убеждена, что мой собеседник - идиот.
В-третьих касается "к сожалению, я предполагал, что ты хотя бы в минимальной степени умеешь пользоваться словарями и гуглем", то в учебники по теории коммуникации, столь любимые мной, а также логике, правилам ведения дискуссий и прочие штуки я же вас не посылаю? Я верю, что вы можете прочитать об этом и сами. Но я _говорю_ с вами, поэтому объясняю свою позицию, а не перечисляю ссылки на источники информации.
В-четвёртых - про идиота, который цельнозаимоствован. Вы приводите аргумент, показывающий, что сделать морфологический анализ "идиота" сложнее, чем "атеиста". Но возможность морфологического анализа, хотя вы сейчас вряд ли согласитесь со мной, не означает неизменность семантики. И не потому, что люди не смогут увидеть в атеисте приставку а-. А потому, что не все будут понимать (или вообще задумываться), что такое "теист". Поэтому атеиста отлично могут понимать, как отрицающего веру.
Тут со мной можно спорить, а можно и не спорить. Мне было бы интересно, но вы, кажется, думаете, что я пытаюсь доказать, что какое-то понимание слова является "правильным", а какое-то "неправильным". В то время как я всего лишь говорю, что люди _могут_ употреблять слова в разных значениях. Возможно, из-за недообразованности - это не важно. Вернее, важно лишь постольку, поскольку это знание может помочь понять собеседника. Потому что я не о правильности речи говорю, а о стремлении понимать, о чём говорит оппонент, чтобы спорить о сути, а не о форме.
Следующий вопрос: по какой таинственной причине ты перевел слово "атеизм", как "отрицание веры в бога", если оно по твоему же объяснению так не переводится?
Послеследующий вопрос: по какой причине в словарях это слово обрастает иными смыслами, если твое объяснение их не допускает? Откуда берется наравне с безбожием: "отказ от религиозных верований" (кстати, идеально подходящий под мое описание собственной атеистичности), "отвергание религиозных верований и обрядов", "отвергание сверхъестественных сил"? Слово ведь этих понятий не описывает, но в толковых словарях они почему-то присутствуют. Значит ли это, что твои слова, что атеизм отрицает не веру, но бога (кстати, противоречащие твоему последнему каменту), истинны, а их доп. значения у какого-нить Ожегова - от неграмотности?