Я давно просил папу, чтобы он подарил мне котенка. Но папа
отвечал, что плохую кошку брать не имеет смысла, а хорошая стоит
больших денег. Тратить такие деньги мы не можем себе позволить, потому
что у нас кредит на автомобиль. Я объяснил папе, что большую кошку за
большие деньги мне совсем не надо, я буду рад даже самой маленькой
кошечке за совсем крошечные копеечки. Но папа отвечал, что размер не
имеет значения. Если уж брать кошку, то имеет смысл брать качественную
кошку. Имей терпение, будет тебе кошка. Я терпел, но кошки все не было
и не было.
На День Независимости родители подарили мне новую 3D-станцию.
На Новый год — лазерные коньки. На день рождения — костюм и ботинки. И
хотя я не заплакал, но мне было очень обидно, что День рождения прошел
совсем без подарка. Ведь костюм и ботинки — это же не подарок. Это
просто вещи, которые можно надеть на себя и забыть. Или положить в шкаф
и забыть.
Но вот однажды, когда я уже лег спать, папа вернулся со службы, и я слышал, как они с мамой начали шептаться в коридоре.
— Какие лапы! — говорила мама шепотом.
— Почти даром для такой породы, — отвечал папа.
— А чем кормить? — спрашивала мама.
— Так дешево, потому что ухо белое, — отвечал папа. — Для породы важно, а нам не важно.
— Он будет жить у ребенка или в гостиной? — спрашивала мама.
Я замер, натянув одеяло до подбородка, и слушал. Я уже понял, что папа принес котенка.
— Очень недорого, по случаю, — отвечал папа. — У моего сотрудника котята родились. Но родословную он сделает.
Папин сотрудник тут же представился мне большим котом в пиджаке.
Его лицо и руки поросли густым рыжим мехом, и время от времени он,
наверно, рожает котят. Я был ему очень благодарен за это.
— Не буди ребенка, ребенок спит, — шептала мама. — Покажешь ему утром.
Я не выдержал, вскочил с кровати, добежал до двери и выглянул из комнаты.
— Я не сплю, не сплю, не сплю! — закричал я. — Покажите мне!
* * *
Котенок оказался кошечкой, и папа предложил назвать ее Виктория.
Он объяснил мне, что Виктория на латинском языке означает «свобода». А
кошечки очень свободные животные. Я подумал, что латинский язык — это
язык кошек, но папа объяснил, что латинцы были такие древние люди, они
уже умерли, и их язык все забыли. Но латинцы очень любили свободу и
право. Почему они любили право и как вообще можно любить право — я не
понял, но переспрашивать уже не стал. Папа любит объяснять мне все сам,
а когда его много раз переспрашиваешь, он начинает злиться. У Виктории
было серое пушистое брюшко, черные глаза, розовый язычок и белое ухо.
Ни у одной кошечки в мире нет такого потрясающего белого уха, как у
нашей Виктории!
Папа сказал, что Виктория может жить в моей комнате, а гулять
по всей квартире. Только залезать на столы ей нельзя и нельзя выходить
во двор.
— Кошки — животные дикие, — объяснил мне папа, собираясь на
службу. — Природа так задумала, чтобы они жили где захотят. Но в нашем
веке только человек по-настоящему свободное существо, и только он имеет
право жить где захочет.
— Тогда я буду жить под журнальным столиком! — решил я.
— Нет! — сказал папа, завязывая галстук. — Детям под столиком жить нельзя!
— А когда я вырасту, можно будет жить под столиком? — спросил я.
— Нет, взрослые тоже не живут под столами! — рассердился папа и ушел на службу.
* * *
Днем папа и мама уходили на службу, а я — в детскую группу.
Виктория оставалась дома одна. Обычно она вела себя как положено, но
иногда безобразничала. Однажды разбила мамину кружку. Но мама не стала
ее ругать.
— Бедняжка, — сказала мама, поглаживая спинку Виктории. — Она сидит целые дни взаперти, конечно, ей скучно.
— Да-с, — кивнул папа задумчиво. — Фактически для нее наш дом — это тюрьма.
— Что такое тюрьма? — удивился я.
— Тюрьма, — объяснил папа, — это такое место, куда запирают
непослушных людей, чтобы забрать у них свободу. Они годами не могут
выйти из закрытой комнаты и пойти куда им вздумается.
— Давай пойдем куда нам вздумается! — предложил я. — В зоопарк!
— Завтра рабочий день, — возразил папа и посмотрел на часы. — А ну марш в кровать!
* * *
В выходные к нам пришли гости. Дядя Антон сказал, что Виктория —
это не свобода, а победа, но переименовывать кошечку мы не стали.
Родители рано выставили меня из-за стола и уложили в кровать, а сами
долго хохотали и звенели рюмками. Я лежал в темноте, но мне не было
страшно — рядом на одеяле лежала Виктория, и я гладил ее теплый бок.
Голоса переместились в прихожую, а вскоре хлопнула дверь, и я
понял, что дядя Антон и тетя Оля наконец ушли. Мама долго звенела
посудой, а папа шаркал по квартире тапочками и наконец заглянул ко мне.
Он был веселый и разговорчивый.
— Не спишь? — кивнул он мне, включая ночник.
А затем сел рядом на одеяло, а Викторию взял на руки.
— У-у-у! Зверь! — захихикал папа, лохматя Виктории голову.
Виктория осторожно принюхивалась к его рукам и недовольно фыркала.
— Человек, — начал папа и назидательно поднял палец, — Царь зверей. Как человек захочет — так и будет. Вот.
— Наша Виктория тоже делает что хочет, — возразил я.
— Э нет, брат! — хихикнул папа. — Кошка существо подневольное.
Кошка что? Мебель! Человек кошку держит дома! Человек кошку кормит! И
делает с ней что захочет. Хочет — призвал к себе, хочет — выгнал вон! —
Папа взял Викторию поперек живота и кинул на пол. — Вот, говорят, у нас
нет рабства. Так вот же оно, настоящее рабство. Кошачье! — Папа снова
хихикнул.
— Что такое рабство? — спросил я.
— Это, брат, ты будешь учить в школе! — ответил папа. — Рабство
— это когда у тебя совсем нет свободы. Это когда ты сам себе не хозяин!
Когда ты никуда не можешь ни пойти, ни поехать!
Я понял, что папа в хорошем настроении, и наконец решился спросить:
— Папа, а мы можем полететь в поселок на Луну?
— На Луне живут только военные и ученые, — ответил папа. — Иногда туда летают туристы, но у нас никогда не будет таких денег.
— А мы можем поехать в Африку, где слоны?
— Мы можем поехать в Турцию, — сказал папа. — Но в этом году нет денег.
— А в Африку?
— В Африку нужна виза, — сказал папа. — И очень много денег.
— Значит, мы не свободны? — огорчился я.
— Все люди свободны, — сказал папа. — Только надо хорошо учиться
и слушаться старших. А когда вырастешь — надо много работать, и тогда
будут деньги. А когда будут у тебя деньги — будет страховка,
обеспечение, квартира и машина. И тогда будет своя семья и дети. В этом
и есть свобода.
Пока он это говорил, папин ремень начал трястись, но папа этого
не замечал. Ремень трясся все сильней, и наконец раздалась мелодия.
Папа ее услышал, пошарил рукой и вынул мобильник.
— Да, Степан Григорьевич? — сказал папа. — Но ведь завтра выходной, Степан Григорьевич? Хорошо, Степан Григорьевич, я понял.
Он отключил мобильник, повесил его на пояс и поднялся.
— Спать! — скомандовал папа. — У меня завтра рабочий день!
Но прежде чем выйти из комнаты, он присел и погладил Викторию, дремлющую на ковре.
— Это только у кошек нет ни дел, ни забот.
— А я бы хотел быть кошкой, — вздохнул я.
— Мал ты еще, многого не понимаешь... — усмехнулся папа. — Жизнь
кошки — это вечная тюрьма. Стена, окно, миска да приказы хозяина.
Просто это их счастье, что они сами этого не понимают.
Папа погасил ночник и вышел из комнаты, а я уснул. Мне
приснилась огромная рука. Она высунулась из самого большого окна самого
большого офиса самого большого города, чтобы почесать за ухом папу,
маму и дядю Антона.
-
-
27.05.2010 в 04:26