Кот Эдипа
— Третья загадка, — промурлыкал голос за ширмой. — Никому до сих пор не
под силу было разгадать ее, смертный. Попрощайся заранее со своей
никчемной жизнью…
Голос был похож на женский, но только отчасти.
Эдипу показалось, что на этот раз в нем звучали раздраженные нотки.
Неудивительно — ведь предыдущие две загадки дались ему довольно легко.
— Я готов, Вопрошающая, — лаконично ответил он.
читать дальшеЗа ширмой завозились. Остро пахнуло зверем.
— Внемли же, — важно произнес голос. — Какое существо утром передвигается на четырех ногах, днем — на двух, а вечером — на трех?
В
зале заброшенного храма стало очень тихо. Было слышно, как назойливо
жужжит муха под потолком. Пыльные столбы света, падавшие сквозь дыры в
полуразрушенной крыше, освещали расколотые капители рухнувших колонн,
обезглавленные статуи богов, разбитые алтари. В восточной стене зиял
пролом — за ним обрывался отвесно вниз склон горы, на вершине которой
построен был храм Аполлона. Туда, в провал глубиной в пять стадиев,
очень скоро полетит тело проигравшего состязание.
Эдип на всякий
случай оглянулся посмотреть, на месте ли его свидетель. Леокай, конечно
же, оказался на месте — сидел себе на каменном приступке, подставив
лицо ласковому осеннему солнышку, и играл с малым котенком, которого
Эдип неизвестно зачем подобрал сегодня с утра на городской свалке. Для
Леокая, старого воина, ничего особенно интересного в храме не
происходило: ну, пришел к деве-львице еще один герой, ну, придется
нести обратно в Фивы доспехи и меч — их чудовище обычно выбрасывает.
Скучная, рутинная служба…
— Леокай, — окликнул свидетеля Эдип. — Третья загадка!
— Удачи, сынок, — равнодушно откликнулся воин. Заветы
предков предписывали свидетелю внимательно выслушивать загадки и
следить, чтобы никто из состязающихся сторон не жульничал, но Леокай
наотрез отказался заходить в храм, заявив, что у него дома семеро по
лавкам, а кормилец он один. Эдип, впрочем, подозревал, что главная
задача свидетеля состоит в том, чтобы не дать одумавшемуся герою
сбежать с места состязания.
«Ну и Крон с тобой, — беззлобно подумал он. — Все равно всем известно, что Сфинкс всегда играет честно…»
С
другой стороны, разгадать все загадки Сфинкса не сумел еще никто,
поэтому и резона нарушать правила у чудовища до сих пор не было. Но
такие мысли Эдип старался от себя отгонять.
— Утром — на
четырех, днем на двух, а вечером на трех, — задумчиво повторил он. — Во
всем мире не сыщешь такого удивительного существа…
— Хр-рм, —
удовлетворенно сказала Сфинкс. Из-за ширмы показалась страшная
когтистая лапа, покрытая крупной змеиной чешуей. Эдип предостерегающе
кашлянул.
— …но ведь, если ты спрашиваешь, уважаемая, то, верно, такое существо должно быть…
Когти с противным звуком царапнули каменную плиту, и лапа неохотно спряталась обратно.
— И сдается мне, что я знаю, кого ты имеешь в виду, — торопливо добавил Эдип.
— Знаешь — говори! — рявкнули за ширмой. — И помни — попытка всего одна!
—
Мудрена твоя загадка, Вопрошающая, а ответ на нее прост. Существо это —
человек. В младенчестве он ползает на четвереньках, в зрелом возрасте
уверенно ходит на двух ногах, а в немощной старости опирается на посох.
В зале снова повисло молчание. Потом из-за ширмы донеслось зловещее рычание, и Эдип на всякий случай положил руку на меч.
—
Ты угадал, смертный! — поскучневшим голосом признала Сфинкс. — Видят
боги, я не понимаю, как тебе это удалось. Может ли быть, что кто-то
научил тебя ответу заранее?
Эдип перевел дух.
— Нет,
Вопрошающая. Просто я от рождения хром. Много лет приходилось мне
ходить, опираясь на тот самый стариковский посох, прежде чем я
достаточно укрепил свои мышцы. Теперь-то я обхожусь без него, но хорошо
помню, каково быть трехногим…
Сфинкс помолчала.
— Надо же, как не повезло, — пожаловалась она наконец. — Как, говоришь, тебя звать-то?
— Эдип, Вопрошающая. На языке моего народа это имя как раз и значит «опухшие ноги».
— «На языке моего народа», — передразнило чудовище. — А мы тут с тобой на каком разговариваем? На персидском, что ли?
—
Сам я из Коринфа, — охотно развил тему Эдип. Победа привела его в
хорошее расположение духа, и он не прочь был поговорить. — Эдипом меня
там назвали. А как пришел я в Фивы, надо мною долго смеялись, потому
что у фиванцев «эдип» означает «опухшие»…
— Помолчи, смертный, —
властно перебила его Сфинкс. — Ты отгадал мои загадки и теперь имеешь
право загадать мне свои. Условия прежние: если я все отгадаю, быть тебе
задушенным. Не отгадаю хотя бы одну — прыгаю в пропасть, а ты
возвращаешься в Фивы победителем. Справедливо?
— Значит, то, что я отгадал все твои загадки, не считается?
— Почему «не считается»? — обиделась Сфинкс. — Ты же пока живой?
Эдип не нашелся, что ответить.
—
Ладно, — сказал он после долгой паузы. — Вот тебе первая загадка,
Ответствующая: что предсказал мне дельфийский оракул прошлой весной?
За ширмой довольно заворчали.
—
Тоже мне, теорема Пифагора… Ты, верно, спросил у пифии, кто твои отец с
матерью и почему в Коринфе тебя зовут подкидышем, а оракул тебе возьми
да скажи…
Тут голос Сфинкса внезапно стал высоким и визгливым — Эдип даже отшатнулся от неожиданности.
— «Убьешь ты своего отца и возьмешь в жены свою мать!»
— Тише! — зашипел Эдип, нервно оглядываясь. — Свидетель услышит!
— Ага! — расхохоталось чудовище. — Стыдишься, смертный? Ну что, отгадала я твою паршивую загадку?
Эдип едва не сплюнул от досады, но сдержался — в храме, пусть и заброшенном, плеваться нехорошо.
— Отгадала, — нехотя признал он. — Хотя и не понимаю, откуда тебе это ведомо…
—
Вообще-то я отчитываться не обязана, — сварливо сказала Сфинкс, — но уж
поскольку ты мне про свое увечье поведал, я тебе тоже кое-что объясню.
Пифии, смертный, сплетницы, каких мало. Чем, думаешь, они там у себя
занимаются в свободное время? Перемывают кости тем, кто пришел просить
у них совета. Особенно достается таким, как ты… извращенцам…
— Но-но, — прикрикнул Эдип, снова берясь за меч. — Попрошу без оскорблений!
За ширмой глухо захлопали огромные крылья, и герой проворно вскочил с каменного сиденья, загремев доспехом.
Сидевший у дверей храма Леокай тоже поднялся и осторожно заглянул в полутемный зал.
— Эй, — неуверенно позвал он, — что там у вас, госпожа Душительница? Прикажете вещички выносить?
— Я тебе дам «вещички»! — рявкнул Эдип. — Дрыхнешь там на посту, а я тут уже одну загадку загадал!
— Ох ты, — удивился солдат, снова усаживаясь на приступок. — Силен ты, парень!
—
Нервы-то побереги, смертный, — посоветовало чудовище. — Прыгаешь, как
бешеный… Языком молоть меньше надо, вот что! Не морочил бы мне голову
своими опухшими ногами, я, глядишь, и не вспомнила бы, что пифии-то
болтали прошлой весной…
«Язык мой — враг мой», — пришла в голову Эдипа мудрая, но запоздалая мысль.
—
Да только все равно это не считается, — успокоила его Сфинкс. — Нельзя
такие загадки загадывать. Ты бы еще спросил, какими словами тебя
кормилица называла, когда ты ей в пиво надул… Ладно, у тебя еще две
попытки.
Эдип сделал вид, что крепко задумался. Первую загадку
он нарочно загадал легкую — так опытные игроки в кости поначалу всегда
проигрывают богатому простачку, чтобы потом вернее ободрать его до
нитки. К сегодняшнему состязанию герой подготовился основательно, и
сейчас у него в запасе оставалось не две, а целых четыре загадки,
причем про одну из них он точно знал, что решить ее ни Сфинкс, ни
человек не сумеет. Загадку эту он хитростью выманил у странного
мудреца, жившего в большом глиняном сосуде из-под вина; от вина там,
правда, давно уже остался только дух, но мудрец тем не менее всегда
выглядел здорово навеселе. Сперва Эдип хотел загадать ее в самом конце
состязания, чтобы победа вышла совсем уж красивая, как в сказках, но
теперь это желание казалось ему мальчишеским и едва ли не постыдным.
Терять голову у него не было ни малейшего желания, а корона Фив,
обещанная за победу над Сфинксом, казалась все более и более
привлекательной. Рисковать не хотелось, и герой, для виду почесав в
затылке, двинулся к выходу из храма.
— Эй, ты куда? — осведомилась Сфинкс. — Если бежать вздумал, так я тебя в два счета догоню, лучше не позорься!
— Вернусь я, — пообещал Эдип. — Сейчас вот возьму кое-что и вернусь.
Леокай
по-прежнему забавлялся игрой с пестрым котенком, заставляя его ловить
свернутый в подобие мышки кусочек серой ткани с привязанной к нему
ниткой. Котенок двигался вяло, но Леокай постоянно его тормошил, как и
было велено.
— Дай сюда, — потребовал герой, остановившись в
двух шагах от двери и протягивая к свидетелю широкую ладонь. Леокай
тупо уставился на него.
— Зверя давай, — процедил Эдип сквозь
зубы. Глаза старого солдата стали похожи на две большие и, скорее
всего, фальшивые монеты. Сообразив наконец, что от него требуется,
Леокай ухватил котенка за тощий загривок и нерешительно протянул герою.
Котенок
был такой маленький, что без труда уместился у Эдипа на ладони. Руку
Эдип предусмотрительно спрятал за спину, и котенок тут же свернулся в
клубочек и затих — видно, Леокай здорово утомил его своими играми.
Обратная
дорога через усеянный битыми черепками и каменным крошевом зал далась
Эдипу нелегко. Ширма, отделяющая целлу храма от заалтарной каморы, в
которой сидело чудовище, показалась ему сдвинутой в сторону, как если
бы Сфинкс подглядывала.
— Вот тебе вторая загадка,
Ответствующая, — сказал он, останавливаясь перед ширмой. — В руке у
меня некое существо — ответь, живое оно или мертвое?
Сфинкс молчала, и с каждой секундой этого гнетущего молчания Эдип чувствовал себя все менее уверенно.
«Только б не замяукал, — думал он, обливаясь холодным потом. — Эх, надо было птичку ловить, как мудрец советовал…»
— Сволочь, — негромко, но очень четко произнес голос Сфинкса за ширмой. — Сам додумался или надоумил кто?
—
Э, — сказал Эдип, еще не веря до конца в свою удачу, — ты сначала ответ
дай, а потом уже допытывайся… А то, знаешь, грубить-то всякий может…
Ширма покачнулась, будто от сильного дуновения ветра, и медленно упала на пол.
—
Эта загадка не имеет правильного решения, смертный, — торжественно
произнесло скрывавшееся за ней чудовище. Оно оказалось не таким уж
крупным, поменьше льва, с которым его обычно сравнивали. Большие крылья
топорщились за покрытой рыжеватой шерстью спиной. Впрочем, передняя
часть Сфинкса выглядела вполне привлекательно — никакой шерсти, никаких
перьев, роскошная женская грудь и гладкий округлый живот. Симпатичное
девичье личико обрамляли длинные, давно не мытые волосы. Черные, слегка
раскосые глаза глядели на Эдипа с едва сдерживаемой ненавистью. —
Скорее всего, тварь, которую ты зажал сейчас в своем кулаке, еще жива —
постой, постой, это не ответ!
Эдип судорожно вздохнул и расслабил уже готовые сжаться пальцы.
—
Я сказала — скорее всего! В это самое мгновение! Но если я скажу тебе:
«Оно живое!», ты убьешь его прежде, чем достанешь руку из-за спины, и я
увижу мертвое тельце…
«Какое проницательное чудовище», — с уважением подумал Эдип.
—
Если же я скажу: «Оно мертвое!», ты просто-напросто не станешь его
убивать. Вот почему я думаю, что в настоящий момент времени оно еще
живо, ведь воскрешать мертвых ты явно неспособен…
Сфинкс глухо заворчала и заскребла когтями по каменным плитам.
—
Подлость твоя, смертный, неизмерима! Какой бы ответ ни дала я, неверным
его ты объявишь! Ведь единственно верный ответ на загадку твою не имеет
смысла для ваших ничтожных умишек, а значит, не будет засчитан!
От волнения чудовище заговорило высоким поэтическим стилем, но Эдип не обратил на это внимания.
— Что ты имеешь в виду? — подозрительно спросил он. — Что за единственно верный ответ?
—
Ты все равно не поймешь, — фыркнула Сфинкс. — Твой несчастный котенок —
это же котенок, верно? — для тебя может быть или жив, или мертв, это не
столь уж важно…
— Чепуху говоришь, уважаемая, — перебил Эдип. —
Как раз для меня это очень важно. Мне, может, этот котенок царскую
корону принесет сегодня к вечеру…
— Принесет, принесет, — хмуро
подтвердила дева-львица. — И корону, и еще много чего… Я же говорила,
что ты не поймешь. Важно то, что для меня твой котенок ни жив, ни мертв
одновременно. Для тебя есть только два ответа: живой кот или мертвый
кот, а на самом деле их три. Живой кот, мертвый кот и, может быть,
живой, а может быть, мертвый.
Эдип натянуто рассмеялся.
— Ну, милая, ты же сама понимаешь, что в нашем состязании «может быть» за ответ не считается. Признаешь свое поражение?
Сфинкс наградила его взглядом, способным заморозить кузню Гефеста вместе с самим богом-кузнецом.
— А для чего, думаешь, я вышла? На тебя, подлеца, полюбоваться?
Она
гордо тряхнула красивой грудью и, мягко припадая на львиные лапы,
двинулась к пролому в стене. «Честная, — мысленно похвалил ее Эдип. —
Наглая, конечно, но честная. Будет прыгать…»
— Не держи на меня
зла, Душительница, — сказал он вслух. — Я ничего против тебя лично не
имею. Это состязание — кто-то выигрывает, кто-то проигрывает.
Сфинкс остановилась и обернулась.
— Ты полагаешь, что выиграл, смертный?
—
Конечно, — криво усмехнулся Эдип. Он все еще осторожничал — держал
котенка за спиной, аккуратно поглаживая его пальцем по костлявой
спинке. Котенок мирно дремал, не подозревая, какая страшная судьба его
только что миновала. — Ты же проиграла, Ответствующая.
— Ты глупец, — прошипела Сфинкс. — По-твоему, если один проигрывает, второй обязательно одерживает победу?
— А как может быть иначе?
Дева-львица возмущенно всплеснула крыльями.
— Да очень просто! Ты сюда за короной явился, так ведь? Захотел стать царем Стовратных Фив?
Эдип кивнул.
— Корону тебе Креонт обещал, царь Фиванский?
— Думаешь, обманет? — засомневался Эдип.
— Да нет, не станет. Он старый, больной, власть ему в тягость. Только правление в Фивах наследственное, ты слышал?
Герой снова кивнул, на это раз менее уверенно.
— А это значит, что корону ты получишь, только женившись на сестре царя, Иокасте.
—
Ну да, она, конечно, женщина немолодая, — рассудительно проговорил
Эдип. — Но привлекательная, я ее видел, когда с царем разговаривал…
Сфинкс присела на задние лапы и пренебрежительно махнула хвостом.
—
Ты ее и раньше видел, несчастный. Более того, я подозреваю, что царица
Иокаста — первая женщина, которую ты увидел в своей никчемной жизни.
Эдип сначала не понял, а когда понял, едва не выронил от возмущения котенка.
— Ты на что это намекаешь, Душительница?
—
Лет двадцать назад эта глупая девка родила здорового мальчика,
наследника трона. А муж ее, Лай, вместо того чтоб обрадоваться, велел
слуге отнести младенца на гору и оставить там, для верности проткнув
ему икры булавкой. Чтобы обратно не приполз, надо полагать.
Эдип побледнел.
—
Да только вместо волков да медведей ребеночка нашли пастухи из Коринфа,
— продолжала Сфинкс. — Вот он и выжил, пусть и с опухшими ногами. Лая
же в прошлом месяце нашли на Киферонском перевале с проломленным
черепом. Ты там, случайно, не проходил?
— Ты все это нарочно говоришь, — огрызнулся герой. — Чтобы лишить меня радости честной победы…
—
Да нужна мне твоя радость, — снова махнула хвостом Сфинкс. — Радуйся,
пожалуйста! Я просто пыталась тебе объяснить, что победа твоя ничем от
поражения не отличается. Вот я сейчас прыгну в пропасть, ты вернешься в
город, Креонт отдаст тебе в жены твою же мать и сделает царем Фив. А
потом, в один прекрасный день, объявится в городе свидетель твоих
злодеяний…
— Что за свидетель такой? — крикнул Эдип, окончательно потерявший самообладание.
—
Думаешь, на Киферонском перевале ты всех убил? И господина, и слуг?
Нет, мой хороший. Старый слуга твоего отца уполз и укрылся в канаве.
Вот и вернется он в срок, чтобы тебя обличить… Тут и почувствуешь ты
цену победы над Сфинксом, глупец! Отцеубийца, муж собственной матери!
Вовек не отмыться тебе от такого позора!
Эдип почувствовал, как у него ослабели ноги, и со стоном опустился на расколотый стилобат колонны.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил он жалобно. — Ты же прямо сейчас все это придумала…
— Ага, — фыркнула Сфинкс, — и про Киферонский перевал в том числе…
Возразить
Эдип не сумел. Месяц назад на Кифе-роне он действительно уложил своим
тяжелым посохом какого-то богато одетого наглеца и трех его слуг.
Впрочем, было за что.
— А нечего приставать к честному юноше с такими предложениями, — буркнул он.
—
Не спорю, — сухо сказала Сфинкс. — Лай никогда не вызывал у меня
симпатий, так что лично я не стала бы попрекать тебя его смертью. Но
ведь жителям Фив ты этого не объяснишь. А уж своей мамочке-вдове и
подавно…
— Что же это получается? — пробормотал Эдип. — Я победил в состязании, а в награду получу только вселенский позор?
—
И мучительную смерть к тому же, — безжалостно добавила дева-львица. —
Иокаста повесится с горя, ты же выколешь себе глаза золотой застежкой
ее платья. И пойдешь, проливая кровавые слезы, по дорогам Эллады,
получая пинки и побои. Сдохнешь, как пес шелудивый, гонимый родными
детьми…
— Хватит! — вскричал герой, да так громко, что котенок проснулся и испуганно замяучил. — Я понял!
— Очень хорошо, — удовлетворенно промурлыкала Сфинкс. — Теперь я могу с легким сердцем исполнить свой долг.
Она повернулась и вновь двинулась к провалу. Эдип вскочил на ноги и побежал за ней.
— Постой, Душительница! Ты не можешь так просто уйти!
— Это еще почему? Ты выиграл, а я за проигрыш заплачу жизнью…
— И ты так легко об этом говоришь?
— А что я, по-твоему, перья у себя на крыльях должна с горя выщипать? Все, прощай, герой, надоел ты мне со своими комплексами…
— Ну погоди же! — взмолился Эдип. — Ты же мудра, как сама Афина, неужели не сможешь найти выход из этой ловушки?
— Какой ловушки? Это честное состязание, ты же сам говорил. Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает…
— Да ведь получается, что мы оба проиграли! Где же здесь справедливость-то?
Сфинкс нехотя остановилась у самого края провала и снова уселась, недовольно помахивая хвостом.
— Ну а чего бы ты хотел? Могу, конечно, предложить один вариант, но только он тебя вряд ли устроит…
— Какой? — с надеждой спросил Эдип.
—
Ну, я отвечаю, что котенок твой жив, ты вправду оставляешь его живым,
я, таким образом, отгадываю твою вторую загадку, потом третью…
Сфинкс замолчала.
— А потом душишь, — закончил за нее герой. — Нет уж, спасибо, мне такая справедливость даром не нужна.
— Зато никакого вселенского позора. У тебя есть предложения получше?
Эдип призадумался.
—
Ну, ты, например, можешь не прыгать в эту дыру. Остаешься здесь жить
как ни в чем не бывало. А я потихоньку сбегу и в Фивы уже ни ногой…
—
Я была о тебе лучшего мнения, — заявила Сфинкс. — Во-первых, я не могу
нарушить условий состязания. Если ты выиграл, я должна прыгнуть.
Во-вторых, тебе не удастся бежать незамеченным. Все фиванские граждане,
все крестьяне, все пастухи на окрестных пастбищах знают, что ты пошел
расправляться с чудовищем. Тебя непременно поймают и либо забьют
насмерть палками, как труса, либо с почетом внесут в Стовратные Фивы,
как героя, что, как ты понимаешь, в твоем случае ничуть не лучше.
— То есть выхода нет?
— В твоем понимании — нет, — жестко сказала Сфинкс.
—
А в твоем, значит, есть, — пробормотал Эдип. — Ну-ка, ну-ка, что ты там
говорила про три варианта ответа? Кот жив, кот мертв и кот может быть?
Котенка
он по-прежнему держал в руке, но уже не прятал за спиной, а поднес
почти к самому лицу, словно пытался распознать в тощем обитателе
городской свалки загадочное третье состояние.
— Эй, ты это о чем? — насторожилась дева-львица. Эдип не ответил. Поднял котенка за шкирку и покачал на весу.
—
Может быть, выиграл, а может, проиграл, — бормотал он себе под нос. —
Может быть, ответил, а может, и нет… Слушай, Душительница, я кажется,
придумал. Все дело в третьей загадке. Я должен загадать тебе такую
загадку, на которую не только ты не сможешь дать однозначный ответ…
Сфинкс озадаченно взглянула на него.
—
Это будет загадка, на которую и я не смогу ответить точно, —
вдохновенно продолжал Эдип. — Тогда мы оба окажемся в состоянии «может
быть», понимаешь? Никто не выиграет и не проиграет, никто не получит
награды и не понесет наказания. Ну, мудрейшая, правда я хорошо
придумал? И тебе умирать незачем, и мне позориться не придется…
—
Умник, — скривилась Сфинкс, но от провала на всякий случай
отодвинулась. — Много тут таких умников было. Спрашивали меня и о том,
когда свету конец, и почему рыбке зонтик не нужен… только это все не
считается. Загадка обязательно должна иметь решение. Значит, кто-то
непременно должен его знать…
Эдип нахмурился, но лишь на минуту.
Вскоре взгляд его прояснился, и он как-то по-новому, оценивающе,
взглянул на свою соперницу. От этого взгляда Сфинкс неожиданно для себя
покраснела, чего не делала уже добрую сотню лет.
— Сдается мне, красавица, что это для нас не помеха. А теперь, будь добра, помолчи и послушай меня внимательно…
— Было ли состязание честным? — мрачно спросил Креонт, царь Фиванский. — Были ли соблюдены все условия?
Стоявший перед троном Леокай для солидности задумался и даже поскреб заскорузлым пальцем в затылке.
—
Было, государь, — решился он наконец. — Три загадки загадало чудовище
герою, и на все три он ответил. Трижды герой вопрошал чудовище, и
дважды получил ответ…
— Так что ж ты, дубина, говоришь, что
условия соблюдены? — взвилась сидевшая слева от царя Иокаста. — На один
вопрос-то чудище, получается, не ответило?
— Выходит, так, — признал Леокай.
— Тогда почему оно до сих пор живое? И мало того что живое — торчит посредине царского двора, всех до икоты пугая!
—
Так ведь и герой жив, царица, — урезонил ее Леокай. — Может, вы его
послушаете? Я-то человек простой, а он вам все вдругорядь объяснит…
— Пусть Эдип говорит, — согласился с ним царь Креонт. — Слуги, введите героя.
Вводить,
впрочем, никого не понадобилось. Эдип вошел сам, будто дожидался под
дверью. Выглядел он изрядно помятым, сильные загорелые руки были
покрыты кровоточащими ссадинами, на шее темнело подозрительное пятно.
— Ответь нам, герой, — повелел царь Фиванский, — чем завершилось твое состязание со Сфинксом? Твоей ли победой?
—
Видишь ли, царь, — Эдип смотрел на старого правителя открыто и честно,
старательно не замечая взглядов, которые бросала на него Иокаста. —
Состязание наше еще не закончилось. Последняя загадка, которую я задал
Сфинксу, не может быть решена ни сегодня, ни завтра. Но, так как ответ
на нее существует, хоть неизвестен до времени, условия соблюдены.
— Значит, оно проиграло? — вкрадчиво спросила Иокаста. Эдип помотал курчавой головой.
— Нет, светлейшая царица. Об этом нельзя судить, пока не исполнится срок.
— Стало быть, ты проиграл? — грозно нахмурился Креонт.
— И это неверно. Ни Сфинкс, ни я этого покамест не знаем. Потому-то мы оба и живы.
— А когда станет ясно, кто выиграл? — не унималась Иокаста.
Эдип задумался.
— Точно не скажу, царица. Однако почти наверняка раньше, чем через год.
—
Год? — взвизгнула Иокаста. — И что, весь год это страшилище будет жить
в наших Стовратных Фивах? Не лучше ли было в заброшенном храме остаться?
—
В храме не выжил бы я, — пожал плечами герой. — Там есть совсем нечего,
кроме летучих мышей. Однако теперь я вижу, что и в Фивах, славных своим
гостеприимством, нам не рады. Скрепя сердце прошу вас, о царь и ты,
светлейшая царица, разрешения покинуть пределы вашего славного города
вместе с моей соперницей, чтобы закончить состязание вдалеке от
населенных мест.
Креонт пощипал густую бороду.
— Странное
дело, — сказал он. — Много я видел героев, но никто из них не отличался
такой покорностью судьбе, как ты, юноша. Вольно ж было загадывать
Сфинксу загадку, ответ на которую тебе самому неизвестен… что ж, если
это желание твое, то иди. Сфинкса-чудовище, погубившее многих фиванцев,
ты от стен городских уведешь, и то счастье…
— Да пусть катится! — поддержала его раскрасневшаяся от злости Иокаста. — Далеко ли вот только уйдет на опухших своих он ногах?
«Эх, мама, — подумал Эдип, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Знала б ты, от какого позора я тебя избавляю…»
—
Да благословят вас боги, — поклонился он вежливо. Повернулся и,
подмигнув Леокаю, пошел к выходу, демонстрируя царю и царице широкую
расцарапанную спину.
Сфинкс сидела посреди опустевшей городской
площади, неподвижная и величественная, как статуя. Из переулков, с
безопасного расстояния, глазели на чудовище бесстрашные фиванские дети.
— Все получилось, — сообщил Эдип, подходя. — Можем двигаться в путь, красавица.
Сфинкс
расправила заботливо вычищенные, блестевшие на солнце крылья и
несколько раз хлопнула ими по воздуху, будто раздумывая, не полететь ли
ей. Потом нехотя сложила их за спиной и с кошачьей грацией поднялась на
ноги.
— Все-таки люди глупы. Неужели так сложно было догадаться?
Она потянулась всем своим большим львиным телом и слегка потерлась о бедро Эдипа лоснящимся рыжим боком.
—
Прежде чем мы уйдем подальше из этого города… от этих глупых людей… от
нашей злой судьбы… загадай мне свою загадку еще раз, любимый…
Эдип
вздохнул, наклонился к прелестной девичьей головке, откинул в сторону
завиток черных как смоль кудрей и прошептал в маленькое розовое ушко:
— Мальчик или девочка?
автырь - Кирилл Бенедиктов